– Признаюсь, товарищ генерал...
– Вот эти фотографии предназначаются одному иностранному агенту. Они были выставлены в некоем сайте в сети Интернет в зашифрованном виде. Наши специалисты давно интересуются этим сайтом. И регулярно снимают оттуда данные. Текст расшифровать пока не удалось. А вот фотографии – перед вами. Велико было удивление генерала Болотова, когда компьютер идентифицировал новых фотомоделей как отставных офицеров ГРУ. Нас очень интересует деятельность корреспондента, которому информация предназначалась. Но мы пока никак не можем на него выйти. Это единственная зацепка.
Полковник не поверил ни слову генерала.
– Простите, а почему Служба выполняет функции Конторы? – позволил он себе вольность.
– Потому что этот агент, насколько нам известно, работает персонально против ГРУ и, вполне вероятно, в самом ГРУ... – закончил генерал сердито. – Это, возможно, один из наших офицеров. По крайней мере, факты, которые он передает, позволяют так судить.
Позволив себе первую вольность, Мочилов решился и на вторую.
– Честное слово, товарищ генерал, это не я, – сказал он с улыбкой.
– Знаю, что не вы, – уже добродушно ответил хозяин кабинета. – Иначе не пригласил бы вас на эту беседу. Тот агент имеет выход на данные, проходящие по моему отделу.
2
Где-то в комнате был спрятан громкоговоритель, который и сообщил чуть вздремнувшему Легкоступову, что персонал и гости приглашаются в столовую на обед.
Геннадий Рудольфович неторопливо умылся, сменил промокшую от пота сорочку – к середине дня жара установилась если не экваториальная, то по крайней мере среднеазиатская, и вышел в коридор. Коридор оказался пуст, и не у кого было спросить, как пройти в эту самую столовую. В любом случае на выходе из здания гостиницы кто-то должен быть, решил генерал, хотя бы администраторша, которая их утром встретила. И он отправился к лестнице.
Уже на последнем ее пролете навстречу ему попался Андрей.
– Я думал, товарищ генерал, вы так крепко уснули, что и приглашение на обед не услышали. Пошел будить...
– Я чутко сплю, – сухо ответил Легкоступов.
Андрей был ему неинтересен хотя бы потому уже, что знал, кто такой на самом деле Геннадий Рудольфович, и приставлен к нему с несомненной целью предотвратить возможные неприятности от человека, работающего по принуждению. Инструктировали сопровождающего, надо полагать, соответствующим образом. И именно он должен следить, чтобы генерал не узнал чего-то лишнего. А сам генерал именно узнать все и стремится. Не только лишнее, но именно все... Конечно же, потому этот Андрей и существует, чтобы пресекать подобный интерес. А уж у самого у него что-то выудить можно только большой хитростью.
Столовая находилась в полуподвале соседнего здания. Довольно вместительное помещение. Обслужить может много народа одновременно. Генерал же только окинул взглядом зал, чтобы сразу заметить, что его пригласили обедать не в первую смену. Во вторую или в третью – он определить не мог, но не в первую – это точно. Не все столы были чистыми, а большинство выглядели только что подтертыми. В самом деле, пожилая женщина в углу тем и занималась, что вытирала столы.
К сожалению, Геннадий Рудольфович не обладал умением классифицировать количественный состав коллектива по наличию столов в столовой и по количественному составу поваров. Знал только, что такая система классификации существует. Это умеют делать, как он слышал, парни из ГРУ. Более того, они по наличию различных блюд в меню умеют сделать и примерную социальную раскладку коллектива – сколько здесь рабочих, сколько инженерно-технических работников, сколько обслуживающего персонала.
Хотелось верить, что Пулатов с Ангеловым доберутся не куда-то, а именно сюда, как и обещал полковник Мочилов. Они такую раскладку произведут. Только вот как с ними самими связаться? Трудно предположить, что генерала вот так сразу подпустят к офицерам.
И вообще, Геннадий Рудольфович не совсем понимал, что он здесь делает. Ведь достаточно было бы просто взять у него ту пресловутую папку с документами – и все. Но они привезли его сюда. Чтобы разрабатывать грушников? Едва ли. Наверняка без него есть здесь специалисты, поскольку его самого долго разрабатывали и даже делали это толково. Значит, следует просчитать другие варианты...
Но пока эти варианты только чуть-чуть маячили на горизонте, без ясных очертаний. Одно было понятно – что его сюда заставили поехать не для того, чтобы использовать в качестве руководителя группы захвата. Хотя бы это утешало.
Обед был достаточно простым и ничуть не напоминал столовую родного ведомства, даже не генеральский, а простой офицерский зал. Ни вкусом, ни запахом. Единственная радость – кормят бесплатно и есть можешь столько, сколько душа пожелает. У Геннадия Рудольфовича она, в соответствии с жаркой погодой, пожелала только слегка перекусить. И потому он не стал дожидаться момента, когда Андрей перестанет энергично ворочать мощными, как жернова ветряной мельницы, челюстями, и вышел на улицу, остановившись в тени под подъездным козырьком.
Здесь же курили двое сухощавых мужчин в одинаковых очках с тонкой оправой.
– Невозможно с ними полноценно работать, – тихо жалуясь, сказал ближний, что стоял спиной к генералу. – Почти с каждым сначала все идет нормально, полное взаимопонимание, а потом по неизвестной причине прерывается раппорт. Ума не приложу, что происходит...
– У меня то же самое, – кивнул второй. – Самым натуральным образом измучился я с ними...
Они оглянулись, услышав приближающиеся шаги генерала, и замолчали.
«Раппорт»?.. – отвернувшись и разглядывая безмолвные в безветрие камыши по берегу озера, попытался вспомнить различные значения этого слова Геннадий Рудольфович. – Раппорт... Прерывается раппорт... Что же прерывается? По-французски rapport, кажется, – связь... Какая связь прерывается?.. С кем – с ними?..»
Мимолетно услышанные фразы могли и ничего не значить, но генерал привык уделять внимание всем случайным мелочам. А поскольку чему-то крупному он уделить внимание не мог из-за отсутствия этого крупного, то слово «раппорт» никак не хотело выйти из головы.
3
Ключ в замке поворачивался медленно, неторопливо и с подчеркнутым властным намерением. Словно что-то угрожало из-за пока еще закрытой двери. Хотя вполне может оказаться, что это только разгоряченное предыдущим разговором воображение заиграло. И вообще, я, конечно, понимаю, что у куска фигурного металла, называемого ключом, нет и не может быть никаких намерений, но мне показалось, намерения явно передавались ключу от руки, его поворачивающей. Мы с Пулатом, не сговариваясь, обернулись на звук. Профессионально расслабились – одна нога вперед и максимум внимания – готовые, если случай представится, взорваться каскадом ударов, сметающих все с пути к свободе.
– Здравствуйте будьте, господа офицерики...
Вопреки нашим трепетным ожиданиям, в дверном проеме не оказалось целой толпы озлобленных охранников с наставленными на нас стволами обрезов, стреляющих шприцами со снотворным. Вместо них колоритный дедок, простовато, чуть не под народника одетый, только что без картуза на голове, длиннобородый и длинноволосый, рыжевато-седой, смотрел почти ласково, с добродушной ухмылочкой.
Взгляд неестественно больших карих глаз не был устремлен на кого-то одного, а охватывал всю комнату целиком и нас вместе с мебелью, словно воспринимал за предметы интерьера. И тем не менее он поздоровался, как мы смутно догадались, именно с нами, потому что кровати, и тумбочки, и даже стол погоны здесь не носят и едва ли когда-то носили, впрочем, как не делали этого и в любом другом месте. За офицериков могли прокатить исключительно два капитана.
Само появление и манера поведения дедка шокировали. Такого бить сразу и без разговора показалось по крайней мере стыдным. Покалечишь же ненароком человека и всю жизнь потом будешь воспоминаниями мучиться. Нам и без его дряблой жизни есть что вспомнить, есть от чего просыпаться ночью с ощущением зубной боли в воспаленном сном мозгу.